Семнадцатая карта - Страница 11

Одни мальчик как-то даже пошутил:

— Ей бы работать лучше учительницей математики. Мы сразу бы многое узнали и про треугольники, и про магнитную стрелку.

Да, Татьяна Милюстиновна похожа на магнитную стрелку. С узкими концами и широкой серединой. Она сделала первый удар по белой заднице Джоаны Роулинг и спросила:

— Где у Гарри Поттера увлекательный сюжет? Я тебя спрашиваю, сука белая!

Она взяла другой прут, попробовала его на гибкость, со свистом рассекла воздух.

— Итак, где у нас развивающийся сюжет?

Андрюха в это время бегал по чавкающим лабиринтам подвала, бормоча:

— Взрослый всегда поймет, где спрятался мальчик. Потому что мальчик занимается волшебством, а дядя литературой. Значит, ловить мальчиков, не понимающих, что хочет взрослый это литература. Андрюха, то есть Леха был большой знаток литературы.

В отличие от Ужастиловны Андрюха считал Гарри Поттера литературным мальчиком.

— Ну, где ты мой глупый литературный мальчик? Я понимаю, чего ты хочешь. Я взрослый. Иди сюда. Я тебя пойму, в отличие от этой Бомбы-Попрыгуньи, — громко шепчет он и оглядывается.

— Без знаний карты нет науки географии, — говорит Сонька Золотая Ручка. — Где у нас Италия? Ну, чё ты не понял? Италия — это сапог. Теперь по сапогу выше. Еще выше…

— Да подождите вы, — говорит Береза, — у меня дело к шефу.

— Шеф, где ты там? — Сонька легонько хлопает Эля ладошкой по седым волосам, оформленным в виде прически Площадка. — Переместись в Гималаи.

Поет: утащите меня в Гималаи…

— Я не понял, где они, Гималаи? — говорит президент. — Моника…

— Я тебе не Моника. — Она опять хлопает Президента по прическе и повторяет: — Без знаний карты нет науки географии.

— В Нотр-Дам, что ли?

— Я тебе дам Нотр-Дам! — И добавляет: — Потом.

— В Семнадцать хорошо.

— Ты уже был там. А теперь хватит. Не надо было предавать демократию.

— В Копенгаген?

— И не Копенгаген. Я же тебе русским языком сказала: соси Гималаи.

Наконец, он понимает, что это титьки и хватает их лапами. Потом переходит в Роттер-Дам.

— Амстердам! — восклицает Президент и, наконец, отрывается от Соньки.

— Ну, чего тебе, Береза? Или я, по-твоему, совсем развлекаться не должен?

— Я пока пойду к Мичурину, — сказала Сонька и двинула к выходу.

— Тут дело серьезное, Шеф. Надо Родину продать, — говорит Береза.

— Дай-ка прикурить, — обращается Эль к Хасу. Тот протягивает окурок сигары и поджигает спичку. — Я, че, нагибаться должен?

— Вы как Гималаи, — говорит Хас и приподнимается на цыпочки.

Сделав две затяжки, Эль бьет Березу в челюсть. Умник падает к писсуарам.

— Ты че — слово на букву х с о впереди — что ли? — спрашивает Береза. Он сплевывает кровь и с трудом приподнимается.

— Я Родиной не торгую, — говорит Президент и спокойно продолжает курить сигару. И добавляет: — За такие слова ты у меня сосать вообще больше не будешь.

— Вы не поняли, Президент. Просто я купил у компаньонов плешивого Комби лицензию на право производства первосортного молта.

— И сорт этот называется Родина?

— Вы умный человек, Президент.

— На самогонку, значит, переходим?

— Ты что, Президент?! Мы давно уже в этом бизнесе.

— А кто эти компаньоны? — спрашивает, пытаясь протиснуться в середину Хас.

Не обращая на него внимания, Береза продолжает:

— Это люди Леннана. Бамбурин и Исраков.

— А че они Родину-то продают? — спрашивает Эль. — Подозрительно.

— Что-то новое придумали, — Хас все-таки втиснулся между ними. — Сколько просят?

— А тебе какая разница? — Береза откинул в сторону свои прекрасные длинные черные вьющиеся волосы, и свысока взглянул на карлика.

Владимир Сорокин попросил Эдуарда отнести эту часть режиссеру. Он еще что-то там дописал и протянул еще теплые от принтера листы драматургу. Беги!

— У меня тоже есть деньги, — обиженно отвернулся Хас.

Но свет уже перетащили на основную площадку.

Ряды скамеек перед основной сценой. Камилла Палья засовывает палец себе в ухо и нервно трясет его.

— Зачем это? — спрашивает она.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает Асм.

— Она имеет в виду секс, — говорит человек в шляпе с широкими полями. Он курит трубку и глаз его не видно даже при свете софитов.

— Да, секс. Зачем он делает это при всех?

— Это поступок.

— А зачем эти провинциалы продают Родину?

— А затем, что не надо своим кувшинным рылом лезть не в свою тарелку.

— Он все знает, — говорит Камилла Палья. Кто он такой?

— Это режиссер, — тихонько говорит ей Александр Генис.

— Как его фамилия?

— Михалков.

— Михалков? Это тот, что хорошо уху варит? У нас в Америке говорят, что он приготовил на берегу Волги такую уху из осетрины, какой они давно не пробовали. Хочу, чтобы он здесь мне сварил уху.

— Он может отказаться, — говорит Виктор Ерофеев.

— Не думаю, — что он откажется варить уху на моей Зоне, — говорит Большой Психолог.

— Пусть попробует, — говорит Игорь.

— Да я не отказываюсь, не отказываюсь, — говорит Михалков, — сейчас сварю.

— Уху? — спрашивает оказавшийся поблизости Акс.

— Я хочу знать конкретно, что это будет за блюдо? — говорит Камилла Палья.

— Мы не у Максима, — шепчет ей на ухо Александр. — Он не сможет сделать по-Французски.

Михайловский услышал и сказал, что он все может.

— Это будут судачки а ля натюрель, переложенные раковыми шейками и свежей икрой.