— Кстати, где та коза, которую я приказал ликвидировать? — спросил Славик.
— Кого ты спрашиваешь? Здесь нет, ни помощников, ни адъютантов, ни радистов. Все убиты, — сказал Никита.
— Я ходила на позиции, нашла эту козу и взяла себе, — сказала Кэт.
— Зачем? — хором спросили ребята.
— Ну, надо мне. И все. Прошу считать эту тему закрытой, — сказала Кэт, и налила себе одинарный спирт. Двадцать пять граммов.
— Вот также безапелляционно вы посоветовали нам хитрый план с козами и женщинами, — сказал Никита. — А что из этого вышло? Ведь, знаете ли, можно допустить, что вы засланный агент и советуете нам не совсем корректные вещи.
— Ну, во-первых, козы, это ваше дополнение. Я бы сказала не совсем безнадежное дополнение.
— Спасибо и на этом, — сказал Никита, и сам налил всем по одинарному спирту.
— И все-таки, почему немцы не использовали женщин? — спросил Раки. — Ведь это были настоящие немки.
— Во-вторых, — продолжала Кэт, — нас кто-то опередил. В дотах уже были женщины. С самолета немцам сбросили тюк на пятьдесят породистых телок.
— К-каких телок? — спросил Никита и без тоста выпил свою порцию спирта.
— Семнадцать Грет Гарбо, семнадцать Марлен Дитрих и шестнадцать Ингрид Бергман. Отсюда логично следует третий пункт: в Берлине засел Крот. Все наши планы становятся заранее известны немцам.
— Да, — задумчиво сказал Славик, — Марлены Дитрихи конечно лучше простых баб. Нас обошли. А куда Борман живых немок дел?
— Из них был сформирован костяк Черного Батальона, — сказала Кэт.
— Все-то ты знаешь, — сказал с завистью Никита. И добавил: — Только почему все это поздно?
— Я вам уже сказала: ищите шпиона в ставке.
— А ты не можешь сама определить, кто это такой? — спросил Славик.
— К сожалению, нет. Стоит очень мощный блок. Я не понимаю, что это такое. Возможно, Анэнербо удалось внедрить своего человека в окружение тов. Эстэ.
— Ты не скажи это еще где-нибудь, — сказал Никита. — Сразу на — слово на букву х — расстреляют.
Не обращая внимания на замечание Никиты Сергеевича Хрущева, Кэт добавила:
— Это очень необычный человек, — печально говорит Кэт и уходит.
Два человека в окровавленных белых халатах втаскивают в комнату полуживого человека.
— Кто такой? — спрашивает Ракассавский.
— Я главный врач госпиталя, полковник Вишневский, — говорит высокий бородатый мужик. — А это мой помощник тов. Склифасовский. Майор. В связи с намечающимся Делом Врачей, хочу сразу доложить: этот парень ожил на операционном столе.
— То есть как? — не понял Никита.
— Он был мертвым и ожил? — спросил Славик. — Как это так? И почему он тогда оказался на операционном столе? В морге, что ли?
— У нас, к сожалению, один стол для живых и для мертвых, — ответил Вишневский.
— Как фамилия этого бойца? — спросил Хрущев.
— В этом, можно сказать, все дело, — сказал доктор. — Это Матросов.
— Легендарный Матросов, который закрыл амбразуру вражеского дота своей грудью? — Рокки подошел поближе. — Че-то не похож.
— Его звать Вова, — сказал Склифасовскимй.
— Ах, Вова Матросов! — как-то даже радостно воскликнул Славик Ракассавский. — Последний из Могикан! Так он же погиб. Даже его козу уже забрала себе Кэт.
— В том-то и дело, что он ожил на операционном столе, — сказал главврач.
— Значит, на самом деле он не погиб, а просто притворился. — Рокки печально покачал головой. — Я так и думал. Вот! Вот, они твои козы к чему привели! — Славик выкинул руку по направлению Никиты. Рок выпил двойной. — Фу! — И добавил: — Расстрелять! Расстрелять немедленно ко всем чертям.
— Он был мертв, — тихо сказал Склифасовский.
— Что вы — слово на б — там мямлите?! Хотите попасть в готовящееся Дело Врачей?
— В нем было Двадцать Семь пуль, — сказал Вишневский.
— Хоть Тридцать Семь! — крикнул Раки. — Ну до чего вы меня довели? Сплошная халтура! Никто не хочет защищать Родину! Одно притворство. Расстрелять…
— У него вся грудь была разворочена… — опять что-то попытался сказать доктор.
— Что вы пытаетесь мне сказать?! — взорвался Славик. — Зачем вы его сюда привели?
— Он ожил на операционном столе, — сказал Вишневский.
— И что вы предлагаете? — спросил Хрущев.
— Надо отослать парня на Большую Землю для проведения научных изысканий, — сказал Вишневский. — Это совершенно уникальный случай.
Рок вынул свою девятимиллиметровую Беретту.
— Если вы сейчас не прекратите пороть чушь и не уведете отсюда этого дезертира, я сам лично расстреляю и его, и вас обоих Врагов Народа.
Через час вывели на расстрел двоих. Один — этот майор Смерша, Леня Голиков, а другим был сержант НКВД, по кличке Итальянец, по документам, подсунутым ему Кэт, Вова Матросов.
Их поставили на бруствер. Майор присмотрелся к своему спутнику.
— Итальянец, это ты, что ли? — удивился майор Урузаев ко кличке Леня Голиков.
— Я, кажется, — ответил сержант. — Он еще плохо себя чувствовал и на расстреле был весь в бинтах. Они обматывали его голову, грудь, и даже одну ногу. Ногу-то когда прострелили?
— Тебя за что?
— Матросов должен умереть, — сказал Итальянец.
— Это за того, которого я хотел изрешетить в землянке? Ну, надо же! Мы оба гибнем из-за него. Послушайте. Послушайте! Этот парень не Матросов. Это какая-то чудовищная ошибка. Это сержант НКВД!
— А ты Папа Римский, — сказал комендант расстрельной команды.
— Я… Да ты же меня знаешь… — майор протянул вперед руку.