Семнадцатая карта - Страница 6


К оглавлению

6

— Сорокин.

— Что Сорокин?

— Владимир Сорокин.


— В натуре, что ли? — спросил второй прапорщик.

— Да косят, чай, — сказал маленький рыженький сержант Валера. Он только недавно устроился работать на зону. Леонида Радзинского он заколебал тем, что всякий раз предлагал ему принести чай или шоколад. И каждый раз забывал имя Эдик, назвал серьезно:

— Леонид, — Как царя Спарты, погибшего в битве с Ксерксом при Фермопилах.

А старлею оперчасти Виктору Ерофееву он уже два раза успел предложить стучать на прапоров.

— С этими всё ясно, — сказал Казанский, — вызывайте ДПНК.


Далее, Пелевин и Сорокин работают на компьютере в офисе Виктора Ерофеева, а Эдик Радзинский сидит в коридоре и тонко воет:

— О-о-о! Дайте хоть покурить.

Иногда ему из открытой настежь двери бросают бычки.


Вызвали ДПНК. Позвонили Ерофееву. На следующий день всё узнал и Кум, и Замполит. Только от Асма удалось пока скрыть факт нарушения режима.

— Не говорите ему пока ничего, — попросил Кум Замполита. — Товарищ Асм всего несколько дней на зоне. Такое происшествие может его травмировать.

— У него большой… психологический механизм в душе, — начал замполит Бычин, — выдержит. Вот только нас он не похвалит за нарушение ночного режима.

И они решили посадить зеков, косящих под Пелевина и Сорокина, прямо в кабинет Виктора Ерофеева. Дали настоящий компьютер, два блока Мальборо, банку кофе Амбассадор, пачек десять чаю, шоколад, шпроты и ящик американской тушенки. И сказали:

— Только пишите. — Фантастика.

Высокий, голубоглазый Кум стремительно вошел в кабинет своего заместителя и отчетливо, но мягко спросил потенциальных осведомителей:

— Фамилии?!

— Витя Пелевин.

— Вова Сорокин.

— Действуйте, ребята, — напутствовал писателей начальник оперчасти. — А этот волосатик, — он повернулся и презрительно посмотрел на опального драматурга. Пауза затянулась. Но главный опер закончил просто: — Пусть — слово на х — сосёт. Не можешь трахаться, соси, понял! — добавил Малиновский. Уходя он бросил, не оборачиваясь:

— Нашелся еще Элтон Джон…


— Фанташтика, — прошепелявил Эдуард Радзинский. Он сидел на корточках в коридоре и иногда потихоньку плакал.

Вышел Виктор Ерофеев.

— Ну ты чего здесь сидишь? — спросил он Эдуарда Радзинского. — Иди в отряд. Не надо было вола — слово на букву е. — Нашел себе рабов.

— По вашему примеру.

— Что? Что ты сказал, я не понял? А ну пошел вон отсюда! Ты с кем себя ровняешь, подлец? Ты за что здесь сидишь?

— За распространение наркотиков. Но мне подкинули. Вы же знаете.

— Вот и заткнись, любовь моя Меделиновый Картель.

— Разрешите мне хоть чем-то помочь великому празднику ликвидации Зоны.

— Ну, хорошо, ты меня разжалобил. Сиди здесь и разноси листы сценариев.

Так он и делал. Сорокин и Пелевин распечатывали несколько листов на принтере и звали Эдика:

— Кам хире.

А иногда из кабинета раздавалось:

— Да заткнется ли он когда-нибудь, наконец?

В ответ Эдик начинал еще выше произносить свое знаменитое:

— О-о-о! — Так, что все буквы сливались в одну протяжную. — Ооо!


Сцена напротив клуба. Народу на скамейках еще немного. Но представление уже началось. В глубине, в углах сцены стоят двое в персидских костюмах с голыми животами и периодически кричат разную ерунду. Одна — это женщина, доктор экономических наук, академик Ирина Владимировна Ахатова. Она кричит каждые пятнадцать секунд:

— Американский доллар рухнет через две недели. Американский доллар рухнет через две недели. Американский доллар рухнет через две недели. — И все это на полном серьёзе.

С другой стороны пузатый мужик в чалме с длинным бородавчатым носом каждые пятнадцать секунд кричит, поднимает руки перед собой и вертит ими игриво. Он кричит через другие пятнадцать секунд. Получается, что эти ребята оживляют сцену своими возгласами через каждые семь с половиной секунд. Она свою знаменитую фразу про американские доллары, а он:

— Вот они ручки-то! Вот они ручки-то! Вот они ручки-то! — Роль его исполняет известный финансовый воротила по фамилии Тар. С рожей больше похожей на жопу. Для этого случая его немного загримировали. Голубая мечта Тара сегодня осуществится.


— Кам хире!

— Не пойду. Дайте сначала сигарету. Целую. Почему вы ведете себя, как свиньи? Я что, вам сигарет не давал? — Эдик встал в дверях.

— Без фильтра, — сказал Виктор Пелевин.

— Не мы отдали этот приказ, — сказал Владимир Сорокин.

— Мы вообще не имеем права давать тебе ничего.

— Поэтому бросаете бычки, — сквозь слёзы проговорил Эдуард Радзинский. — Так не делается.

— Че будем делать? — спросил Пелевин.

— Не знаю, — ответил Сорокин. — Ладно, возьми пока сигарету.

— И чашку кофе, — протянул руку Пелевин.

— Дайте еще пару сигарет, — сказал Эдуард, — я за ухо заложу.

— Если Кум будет в плохом настроении, нас всех на — слово на х — в БУР отправят. Ты же знаешь Голубого, — сказал Пелевин. Голубым называли Главного Кума Малиновского. И не за секс-форму, а за слишком голубые глаза. Но, тем не менее, это было очень грубое прозвище. Так говорили о Куме только враги. И только за глаза.

— Зачем ты так говоришь? — сокрушенно произнес Владимир.

— А что? — спросил Виктор.

— А если нас подслушивают? Ты этого не допускаешь?

— Пусть. Все равно завтра или послезавтра нас всех прикончат.

— Может быть, кто-то спасется? — с надеждой сказал Эдуард.

6