Семнадцатая карта - Страница 26


К оглавлению

26

— Так думать надо было, а не просто так лезть под пули. Ты военачальник Бидо? Или так только, пуля из говна? — Эстэлин закурил сигарету Мальборо с табаком Герцоговина Флор. — Я Берлин взял, — добавил он и поднял указательный прокуренный палец вверх.

— Так у тебя, Лэн, шпионов-то сколько! У меня шпионов не было.

— И это плохо. Очень плохо. Возьми себе шпиона, настаящего разведчика. Возьми себе Фишера-Абеля. — Эстэ выпустил колечками струю ароматного дыма. — Хотя у тебя армии узе нет. Значит, настаящий разведчик тебе узе не нузен.

— А я теперь что буду делать, а Лэн?

— При мне будешь, дарагой.

— А что я при тебе буду делать?

— Советы давать узе.

— Как я могу давать тебе советы, а Лэн? Ты такой! Умный.

— Да… узе… Я узе не так умен, как раньше. Паэтаму мне нузен, такой старый таварищ, как ты. Я буду чувствовать себя таким же умным, как и раньше.

— Разреши, товарищ Лэн, дать тебе сразу один умный совет. Пошли на штурм Города Эстэ Раки. А камиссаром Никиту Хрущева.

— В чем смысл? А?

— Ну, во-первых, надо, чтобы Раки немного сломал себе…

— Зубы?

— Нет, не зубы. Ты же знаешь, Лэн, он — слово на букву е с приставкой: пере — всех высокопоставленных немок.

— Ну знаю.

— Думает, что он половой гигант. Вот я и говорю: пусть — слово на букву е с приставкой: по — со Эстэградом.

— Логично. Ну, а Никитку-то зачем с ним посылать?

— Вы знаете, о чем он мечтает? Он хочет сделать из вас Железную Маску!

— Это как? Зачем?

— Ну, как зачем? Сам сядет на ваше место…

— А меня расстреляет?

— Нет.

— Утопит?

— Нет же.

— Сожжет?

— Ну, нет! Как вы не понимаете? Он хочет заключить вас в крепость на необитаемом острове… А чтобы никто точно вас не узнал, одеть Железную Маску.

— Куда? — все еще не понимал назревавшей ситуации Лэн.

— На жопу! Впрочем, прости, Лэн. Че ты не понимаешь?! У тебя, чё, Паркинсон, в натуре?

— Ну не злись, не злись, друг. Скажи по-человечески, куда и зачем будут одевать Железную Маску?

— На лицо! На твое лицо, Лэн. Он хочет, чтобы тебя никто не узнал в тюрьме. Даже сами тюремщики.

Лэн долго думал, искурил три сигареты Мальборо подряд. Дыму! Как в пивной. Наконец, он вымолвил:

— Добрый человек. Добрый человек, пусть едет с Ракассавским.

Уже через день Рокки двинул свою мотопехоту к Эстэ. У него была наложница. Рокки не мог с ней расстаться и взял с собой. Звали ее Катька. Она была чистокровная немка пятнадцати лет. Катька посоветовала Рокки не лезть, как Бидо напролом.

— Надо придумать какую-то хитрость.

— Какую? — спросил Славик Ракассавский.

— Я знаю немцев, — сказала Екатерина. — Надо дать им…

— Сосиски с капустой? Не могу. Мяса нет. Бидо законсервировал всех павших в боях под Эстэ коней.

— Он сделал из них тушенку? — удивилась Екатерина. — Настоящий Микоян.

— Да, с ним был Микоян. Тот ни одной лошади не пропустил.

— Нам он не нужен.

— Нам хватит и Никиты Хрущева.

Они придумали пригнать на передовую сто женщин. Пятьдесят нам, пятьдесят им. Пока немцы развлекаются, наши возьмут доты. Вроде бы, как это можно? Пока немцы трахают своих немок, наши-то тоже будут трахать своих пятьдесят баб. На это Катька логично возразила:

— Что нам хорошо, то им крах.

Можно бы, конечно, набрать и побольше дам. Да где их взять? И этих-то еле-еле наскребли. Товарищ Эстэ в Берлине даже поразился:

— Куда ему столько?

— К трехмесячной осаде готовится, — сказал Бидо, — побоялся идти на штурм.

— Да нэт, — ответил товарищ Эстэ, — у него всего одна неделя для взятия города. Кэт что-то придумала.

На что Бидо резонно ответил:

— Придумала немка Кэт, а выполнять-то будет русский Никитка.

Так и вышло. Никита серьезно занялся математикой. Пятьдесят дам он отправил в совхоз Целинный, а вместо них Председатель, китаец Мао, поставил Комиссар-Интенданту Хрущеву пятьдесят китайских коз. Ведь в чем смысл-то, рассуждал Никита. Если и русские, и немцы будут трахать баб в своих блиндажах, то не только немцы утратят бдительность, но и русские не захотят идти в атаку.

— Дадим нашим коз вместо женщин, — сказал Никита Сергеевич своему помощнику полковнику Хижняку. — Скажешь бойцам, что в случае гибели завтра утром на поле боя, я имею в виду, если кто-то сможет закрыть амбразуру дота своей грудью, его коза будет послана жене и детям. У кого нет жены, ближайшим родственникам.

— А если, кто сможет дот закидать гранатами? — спросил Хижняк. — Тому чего? Может орден какой-нибудь. Али медаль?

— Наградой тому будет возвращение к своей козе, — сказал Никита Сергеевич. — Пусть — слово на е — дальше.

— А вы думаете, они их трахать будут? — сначала вроде бы схватился за голову Хижняк.

— Конечно. В этом все дело, — сказал Никита Сергеевич. — Наши люди — слово на е — всё, что движется. А уж коз-то! Тем более.

— Ну не знаю, не знаю, — Хижняк почесал себе затылок под фуражкой.

— Кстати, — Хрущев развернул карту, — дотов у нас сорок девять, а женщин пятьдесят.

— Да, одна лишняя.

— Приведешь ее ко мне. И коз у нас пятьдесят…

— Мне не надо, — поспешил отказаться Хижняк, — я все равно не буду ее есть.

— Почему?

— Мясо жесткое.

— Ну…

— Нет, нет, спасибо.

— Тогда отдай ее…

— Командующему?.. — Хижняк оглянулся назад. Не подслушивает ли кто?

— У него своя коза есть. Стратегическая. Уж не знаю, как она там по-немецки задумывала, а получилось так, как получилось.

26