Семнадцатая карта - Страница 14

— Не думаю, что дело только в этом, — сказал Комби. — Значит, есть какие-то проблемы у нашей Родины.

— А с другой стороны, Береза не стал бы скупать эти акции будь они совершенно убыточны, — сказал Соленый.

— Не все так просто, — Комби забегал, как заведенный по дорожке между яблонями и грушами с привитыми побегами конопли. Сонька в это время в беседке заваривала цейлонский чай с васильками. — Береза ведь может купить, а потом продать. Надо быть поласковей с Сонькой. Только она может сказать, когда надо продавать нашу Родину. У нее ведь контрольный пакет.

— Эх, хорошая водяра! Жаль, — воскликнул Соленый. — Сам бы пил. Жаль пришлось завязать в Горьковской ссылке. Язва открылась на нервной почве.

— А че такое?

— Вранье кругом. Надоело слушать. — Слово на букву Б — идолопоклонство. Да, пожалуй, и — слово на букву б-то — нет, одно идолопоклонство.

— Академики, идите сюда! — крикнула Сонька из беседки, — чай готов.

Оба приблизились к беседке. Сели, прихлебнули чайку с пастилкой, с яблочной шарлоткой. Сонька подняла ногу. Она так и не надевала трусы.

— Ну, кто первый? А может вместе? Я, между прочим, без трусов.

Комби вздохнул. Он сказал:

— Мне кажется, вы всегда без трусов. — И добавил: — Я не буду.

— Я тоже, — сказал Соленый.

— Почему?

— А почему мы всегда должны трахать тебя после этого Предателя Демократии из туалета? — хорошим вопросом ответил Соленый.

— Во-первых, он не всегда меня трахает. Сегодня был только кунеленгус… Мы занимались изучением географии тела.

— А во-вторых? — спросил Соленый.

— А во-вторых, я ваш непосредственный начальник.

— А вы знаете, что было с Биллом за домогательство к подчиненным? — спросил Соленый.

— Да что вы меня все — слово на букву е с приставкой: за — сегодня с этим Биллом? Я сама, как Моника Левински. Налетай, подешевело! А то смотрите, плакала ваша доля в нашей Родине. Я не подскажу вам, когда надо от нее избавляться.

— Ох, грехи наши тяжкие, — сказал Соленый и полез к ногам Соньки.

Комби придвинулся с другой стороны.

Зю на крыше опустил бинокль.

— Эх, завалить бы их сейчас всех.

— Что там? — спросил Анп и потеребил лапками пулеметную ленту. — Давай сейчас шарахнем, а? Давай!

— Нельзя, — сказала Ни Андр. — Надо ждать.

— А чего ждать-то? — спросил Анп. — Мочим всех и дело с концом.

— Да заткнись ты, Петька! — Анка ударила его ладошкой по лысине.

— Она правильно говорит, — вздохнул Чапаев. — Тех, кто в туалете, мы замочить не сможем. — Надо ждать.

— А я бы все равно сейчас шарахнул, — сказал Анп. — Тех, кто спрятался в туалете мы бы потом прямо там и замочили.

— Э, нет, — покачала пальчиком Ни Андр., - ты не знаешь, насколько умен и хитер Береза. Это сам дьявол. Да и Предатель Демократии не так прост, как может показаться. Он может опять всех обмануть, и поднять народ, как Стенька Разин. Там еще этот — слово на букву е — карлик…

— Да, дахуя их там! — поддержал подругу Зю.

— А я хочу! — капризно сказал Петька и опять подергал пулеметную ленту.

— Да ты — слово на букву б — Пустое место, — сказал Зю.

— Одно слово: Пустота, — поддержала Чапаева Анка-пулеметчица, и опять хлопнула ладошкой по потной лысине второго номера.

Клуб. Музей восковых фигур. Из окна виден сад, беседка, где Мичуринец-Лысенко-Комби и Соленый нехотя — слово на букву е — Соньку Золотую Ручку. Виноградная лоза колосится сама по себе. А че ей будет?

Две Тети-Моти прогуливаются по залу, где выставлены Толстой Лев и Алексей, Достоевский, Чехов, Горький, Мандельштам, Блок, даже Аксенов и Солженицын. Хотя, между прочим, тоже кукуют на этой Зоне. Сейчас они ушли ловить раков. В зале тепло и уютно и страшновато как на кладбище.

— Когда я прихожу сюда, — говорит Тётя, — я как будто молодею. Меня очень утомляет загазованность Зоны.

— Я как будто приезжаю в свою родную деревню! — восклицает Мотя. — Воздух!

— Изумительный!

— Восхитительный! А какие люди! Среди них я чувствую себя комфортно.

— Я тоже, как будто среди своих близких товарищей, — Тетя проводит ладонью по щеке Льва.

Мотя гладит Алексея.

— Сейчас пишут романы за месяц, — говорит Мотя.

— А Лев Николаевич Толстой целый грузовик бумаги искромсал, прежде у него получилось что-то путное.

— А ты помнишь, что сказал Достоевский, когда проиграл все деньги в казино?

— Да, он сказал…

Тетя мягко прерывает ее. Она говорит, что знает, что сказал тогда Достоевский.

— А ты знаешь Ахматова говорила, что…

— Это интересно. Пастернак по этому поводу пишет…

— Великолепно. А Блок? Он ведь…

— Это все равно, что на самом деле увидеть…

— Совершенно верно. Абсолютно.

— Понимаешь, мне здесь очень комфортно, — говорит Тетя.

— А мне-то как! — говорит Мотя. — Я бы, кажется, и спала здесь.

— Кстати, некоторые говорят, что мы с тобой здесь трахаемся. Представляешь?

— Я, конечно, слышала об этом. Но ведь это же неправда. Они злословят.

— Злословят, ублюдки. Ты помнишь, как это сказано у Чехова в Вишневом Саду? Я, говорит…

— Да, великолепно. Это ответ всем гадам, которые пытаются…

Так они вдохновенно разговаривали друг с другом об известных им вещах. Совершенно не вдаваясь подробности. Ведь они были одни. Они всегда одни. А двоим родственным душам и так все ясно. Их же никто не подслушивает. Кроме меня.

Я постоял, постоял у двери, да и цапнул Тетю за пятку.